Приватизация и залоговые аукционы
черная страница экономической истории новой России
Приватизация и залоговые аукционы
черная страница экономической истории новой России
В последнее время мы часто слышим о необходимости снова провести приватизацию, национализацию и множество других действий, направленных на изменение структуры владения собственностью в России. За каждым из таких предложений наверняка стоят благие намерения. Вот только всем нам стоит понимать, что в этом вопросе нет права на ошибку. 30 лет назад в нашей стране уже пытались провести «приватизацию», и чем все закончилось — мы прекрасно знаем, так что теперь в народной памяти это слово плотно ассоциируется с девяностыми. И если кто-то думает, что россияне обо всем забыли, то он ошибается.
Эта история — напоминание о том, как делать не надо. О том, как можно из нескольких неудачных решений выбрать самое неудачное. Для тех, кто забыл — рассказываем, как выглядел один из главных экономических провалов девяностых.
Эта история — напоминание о том, как делать не надо. О том, как можно из нескольких неудачных решений выбрать самое неудачное. Для тех, кто забыл — рассказываем, как выглядел один из главных экономических провалов девяностых.
Советский Союз вошел в эпоху перестройки дряхлеющим колоссом на глиняных ногах. Неэффективная экономика, огромные расходы на оборону и огромнейший разрыв между декларируемыми государством ценностями и реалиями советской жизни сделали его развал вопросом времени. Новые российско-советские руководители стремились построить на руинах красного гиганта новую страну по западному образцу — эффективную и сильную. Наиболее точно эти попытки охарактеризовал осенью 1993 года Председатель Правительства РФ Виктор Черномырдин: «Хотели как лучше, получилось как всегда».
В наследство от СССР новой стране досталось огромное количество предприятий, в первую очередь промышленных. Как и вся советская экономика, управлялись они государством и зачастую выглядели откровенно неэффективными и устаревшими. Да что греха таить: как правило, такими они и были. Новая Россия строила рыночную экономику, и ее лидеры были уверены, что государство не способно управлять предприятиями лучше, чем частный собственник, так что оптимальным решение было что? Правильно — передать эти самые производства новым владельцам, а там «рынок разберется». В общем, быстро привести структуру экономики к западным стандартам, где основу ее составляют частные капитал и бизнес. Вот только европейский мир приходил к этому состоянию столетиями, а Чубайс и компания, по сути, хотели обмануть эволюцию.
В наследство от СССР новой стране досталось огромное количество предприятий, в первую очередь промышленных. Как и вся советская экономика, управлялись они государством и зачастую выглядели откровенно неэффективными и устаревшими. Да что греха таить: как правило, такими они и были. Новая Россия строила рыночную экономику, и ее лидеры были уверены, что государство не способно управлять предприятиями лучше, чем частный собственник, так что оптимальным решение было что? Правильно — передать эти самые производства новым владельцам, а там «рынок разберется». В общем, быстро привести структуру экономики к западным стандартам, где основу ее составляют частные капитал и бизнес. Вот только европейский мир приходил к этому состоянию столетиями, а Чубайс и компания, по сути, хотели обмануть эволюцию.
Идея была простой: давайте продадим государственные предприятия новым собственникам. Ну а что? С новыми владельцами они будут работать эффективнее (рынок же!), а страна на этом еще и денег заработает. Идея понятная, красивая, только в реалиях девяностых годов — совершенно безумная. В стране не было ни класса профессиональных управленцев, ни нормального частного капитала, ни работающей правовой системы. Зато в большом количестве были простые парни в пиджаках, готовые осуществить смену собственника самым простым и эффективным способом — при помощи ножа, пистолета и лопаты.
Практически сразу авторы идеи «приватизации» столкнулись с одной фундаментальной проблемой — частного капитала, то есть денег на покупку государственного имущества в стране не было. А откуда ему, простите, было взяться на руинах страны, которая десятилетиями декларировала отказ от частной собственности? И тогда гениальные реформаторы изобрели «ваучеры» — грубо говоря, это были документы, которые давали право долевой собственности на конкретных предприятиях. Их стоимость оценивали просто: просуммировали примерную оценку советской экономики, поделили на количество жителей — и вот готов номинал (он составил порядка 10 000 рублей). С одной стороны, сумма была огромная. Идея была такой: граждане России могли обменять ваучеры на долю в компании, как правило, той, в которой они работали. Ну, в теории.
Проблемы начались практически сразу. Крайне низкий уровень финансовой грамотности советского населения и неумение критически воспринимать то, что говорят новые лидеры страны, привели к тому, что большинство жителей России просто не понимали, как этими самыми ваучерами пользоваться. А возможность продавать (!) их по любой цене создала мошеннические рынки огромных размеров. Так что буквально через несколько недель в России началась игра под названием «собери их все и стань собственником». Тут кто во что горазд — есть множество историй о том, как работникам заводов просто отказывались платить зарплату, параллельно предлагая выкупить ваучеры по бросовой цене. Ну а что, в нищей стране лучше хоть какие-то деньги, чем бумага.
Практически сразу авторы идеи «приватизации» столкнулись с одной фундаментальной проблемой — частного капитала, то есть денег на покупку государственного имущества в стране не было. А откуда ему, простите, было взяться на руинах страны, которая десятилетиями декларировала отказ от частной собственности? И тогда гениальные реформаторы изобрели «ваучеры» — грубо говоря, это были документы, которые давали право долевой собственности на конкретных предприятиях. Их стоимость оценивали просто: просуммировали примерную оценку советской экономики, поделили на количество жителей — и вот готов номинал (он составил порядка 10 000 рублей). С одной стороны, сумма была огромная. Идея была такой: граждане России могли обменять ваучеры на долю в компании, как правило, той, в которой они работали. Ну, в теории.
Проблемы начались практически сразу. Крайне низкий уровень финансовой грамотности советского населения и неумение критически воспринимать то, что говорят новые лидеры страны, привели к тому, что большинство жителей России просто не понимали, как этими самыми ваучерами пользоваться. А возможность продавать (!) их по любой цене создала мошеннические рынки огромных размеров. Так что буквально через несколько недель в России началась игра под названием «собери их все и стань собственником». Тут кто во что горазд — есть множество историй о том, как работникам заводов просто отказывались платить зарплату, параллельно предлагая выкупить ваучеры по бросовой цене. Ну а что, в нищей стране лучше хоть какие-то деньги, чем бумага.
Живущий ныне в Монако Дмитрий Рыболовлев. Его биография в чем-то очень показательна — первые заработки на оптовой торговле, потом собственный маленький депозитарий, а дальше накопленного хватило на самое интересное. Чековые аукционы и распродажа бывшей социалистической собственности за копейки. И обязательный атрибут успешного бизнесмена в новой стране — собственный банк! И жирный контракт с «Уралкалием».
Схема — классика из 90-х. На деньги «Уралкалия» покупаем акции самого «Уралкалия» у рабочих, продаем их на открытом рынке, снова покупаем акции, но больше, повторяем, пока не закончатся акции или рабочие. Схема была стереотипная — многие нынешние «уважаемые люди» стали долларовыми миллиардерами именно так. Интеллектуалы называют это следствием «асимметрии информации», мы же говорим проще: чтобы стать миллиардером, нужно было «кинуть» пару тысяч человек.
С «Метафракс Кемикалс», который недавно вернули в собственность государства, картина похожая. В 1992 году завод приватизировали (как выяснилось, незаконно), а уже в 1993 акции оказались под управлением Рыболовлева, который вместе с партнерами за 10 лет довел долю в капитале компании до 97%.
Пересмотр результатов приватизации — это ящик Пандоры. Но мы должны хорошо запомнить, какой ущерб эта мера нанесла нашей стране и миллионам наших сограждан. И тем более мы должны не забывать, как нынешние олигархи заработали свои состояния.
Схема — классика из 90-х. На деньги «Уралкалия» покупаем акции самого «Уралкалия» у рабочих, продаем их на открытом рынке, снова покупаем акции, но больше, повторяем, пока не закончатся акции или рабочие. Схема была стереотипная — многие нынешние «уважаемые люди» стали долларовыми миллиардерами именно так. Интеллектуалы называют это следствием «асимметрии информации», мы же говорим проще: чтобы стать миллиардером, нужно было «кинуть» пару тысяч человек.
С «Метафракс Кемикалс», который недавно вернули в собственность государства, картина похожая. В 1992 году завод приватизировали (как выяснилось, незаконно), а уже в 1993 акции оказались под управлением Рыболовлева, который вместе с партнерами за 10 лет довел долю в капитале компании до 97%.
Пересмотр результатов приватизации — это ящик Пандоры. Но мы должны хорошо запомнить, какой ущерб эта мера нанесла нашей стране и миллионам наших сограждан. И тем более мы должны не забывать, как нынешние олигархи заработали свои состояния.
В итоге одобренная в июне 1992 года программа ваучерной приватизации стала самой настоящей катастрофой, на долгие годы подорвавшей веру в способность государства организовывать подобные мероприятия и сделавшей само слово «приватизация» откровенно ругательным. Количество же фундаментальных ошибок, допущенных в ее процессе, превысило все возможные пределы. Справедливости ради есть мнение, что в той стране, которой была Россия начала девяностых, провести полноценную, понятную и прозрачную приватизацию было невозможно в принципе. Ну, или для этого было необходимо объявлять военное положение и выпускать на улицу армию.
Главный вывод, который мы можем сделать: далеко не всегда тот, кто может получить контроль над предприятием, является лучшим его владельцем. Потребовались годы, чтобы выжившие заводы попали из рук «красных директоров» и откровенных бандитов к тем, кто действительно мог эффективно ими управлять — как правило, крупным финансовым и индустриальным корпорациям, у которых были деньги как на выкуп наиболее эффективных предприятий, так и на их развитие.
Главный вывод, который мы можем сделать: далеко не всегда тот, кто может получить контроль над предприятием, является лучшим его владельцем. Потребовались годы, чтобы выжившие заводы попали из рук «красных директоров» и откровенных бандитов к тем, кто действительно мог эффективно ими управлять — как правило, крупным финансовым и индустриальным корпорациям, у которых были деньги как на выкуп наиболее эффективных предприятий, так и на их развитие.
Второй вывод: приватизация без учета экономических связей и цепочек поставок — это верный путь к катастрофе. В действительности самым страшным ударом по экономике стала не приватизация как таковая, а развал этих самых цепочек поставок в стране, где было огромное количество вертикально интегрированных предприятий и где многие из них достались новым владельцам, рушащим весь логистический маршрут. В итоге банкротство одного ключевого производства приводило к эффекту домино — начиналась цепная реакция.
Результаты приватизации были столь плачевными, что, как показала практика, переданные в частную собственность предприятия долгие годы были менее эффективными, чем государственные. И связано это было именно с тем, как был построен процесс. Ведь в Восточной Европе картина была совершенно другой. Правда, и «взрослых» западных корпораций там было куда больше. Но это уже лирика. К слову, на круги своя все вернулось только к середине нулевых, когда частный бизнес снова стал эффективнее государственного.
Результаты приватизации были столь плачевными, что, как показала практика, переданные в частную собственность предприятия долгие годы были менее эффективными, чем государственные. И связано это было именно с тем, как был построен процесс. Ведь в Восточной Европе картина была совершенно другой. Правда, и «взрослых» западных корпораций там было куда больше. Но это уже лирика. К слову, на круги своя все вернулось только к середине нулевых, когда частный бизнес снова стал эффективнее государственного.
Но самое интересное началось дальше. В 1995 году начались знаменитые залоговые аукционы, в ходе которых крупные российские предприятия были розданы «группе уважаемых товарищей» буквально за копейки. И снова изначальная идея была здравая: государство берет деньги в долг под залог предприятий, но от ее реализации волосы вставали дыбом. Однако для начала стоит сказать пару слов о том, что представляла собой банковская система того времени, а была она, как и вся экономика девяностых, крайне специфичной.
В начале 90-х большое количество предприимчивых людей занималось тем, что позже назовут «первичным накоплением капитала» и «увеличением объема активов». В процессе большое количество уважаемых и менее уважаемых людей релоцировалось на кладбище, а уцелевшие крутились, как могли, и ощутимо выросли. В общем, к середине нулевых в России появилась прослойка достаточно крупных компаний, большинство из которых имели свои собственные банки. Да, в современной России при нашем ЦБ такие кредитные организации не прожили бы и пары месяцев, но тогда на многое закрывали глаза.
В начале 90-х большое количество предприимчивых людей занималось тем, что позже назовут «первичным накоплением капитала» и «увеличением объема активов». В процессе большое количество уважаемых и менее уважаемых людей релоцировалось на кладбище, а уцелевшие крутились, как могли, и ощутимо выросли. В общем, к середине нулевых в России появилась прослойка достаточно крупных компаний, большинство из которых имели свои собственные банки. Да, в современной России при нашем ЦБ такие кредитные организации не прожили бы и пары месяцев, но тогда на многое закрывали глаза.
Дальше происходит интересное. В 1995 году, грубо говоря, контролирующие акционеры ряда банков предложили государству сделку: мы тебя кредитуем под залог крупных компаний — ты получаешь деньги, мы — компании. В теории, неплохая сделка, если не знать детали. Во-первых, от продажи российской «нефтянки» государство получило аж полмиллиарда долларов. Вдвойне забавным выглядит тот факт, что зачастую новые собственники для расчетов с государством использовали деньги с баланса самой компании.
То есть буквально тогдашние российские власти ухитрились не только продать наиболее крупные и ликвидные активы, приносящие доход в валюте, но и ничего на этом не заработать! Фантастика, правда?
И потом начинается эпичное — сначала поддержка олигархов позволяет Борису Ельцину выиграть выборы 1996 года (это событие в нашей стране получило ироничное название «Семибанкирщина»), а затем в 1998 году случается рукотворный дефолт по ГКО — коротким бумагам федерального займа. Дефолт был совершенно логичным и предсказуемым исходом крайне непродуманной политики Минфина — фактически тот построил классическую «пирамиду», которая должна была рано или поздно рухнуть. Вот она и рухнула.
То есть буквально тогдашние российские власти ухитрились не только продать наиболее крупные и ликвидные активы, приносящие доход в валюте, но и ничего на этом не заработать! Фантастика, правда?
И потом начинается эпичное — сначала поддержка олигархов позволяет Борису Ельцину выиграть выборы 1996 года (это событие в нашей стране получило ироничное название «Семибанкирщина»), а затем в 1998 году случается рукотворный дефолт по ГКО — коротким бумагам федерального займа. Дефолт был совершенно логичным и предсказуемым исходом крайне непродуманной политики Минфина — фактически тот построил классическую «пирамиду», которая должна была рано или поздно рухнуть. Вот она и рухнула.
Последовавшая за ним девальвация национальной валюты стала манной небесной для нефтяных компаний — номинированные в рублях издержки сократились в разы, а валютная прибыль осталась неизменной. В итоге от залоговых аукционов выиграл узкий круг лиц, прекрасно умевших договориться между собой. А проиграла, конечно же, страна причем без всякой помощи «коварного запада» и «злобных американцев» — справедливости ради отношения с ними в то время были как минимум нейтральными. В общем, с уничтожением российской экономики в девяностые мы прекрасно справились сами.
Можно спросить: так что, любая приватизация — это плохо и ужасно? Нет, конечно, нет. У нас есть опыт стран Восточной Европы, где были те же самые проблемы, где был огромный объем госсобственности, которую нужно было отдать в частные руки. Смотрим на Польшу, где приватизация началась несколько позже и где продумывали последствия. Там были и залоговые аукционы, и ваучеры, и многое другое, но внезапно государство заработало на ней гораздо больше, объекты передали в большинстве своем нормальным владельцам, а рост экономики перезапустился уже через три (!) года. Для сравнения: в нашей стране это произошло только в нулевых.
Как ни странно, в современной России уже активно идет процесс, отчасти схожий с приватизацией, о котором постоянно забывают — смена собственников западных компаний. Больше 200 из них в прошлом году продали российский бизнес, и еще несколько сотен вышли из отдельных объектов. Ей-богу, нам бы сначала с их наследием разобраться.
Как ни странно, в современной России уже активно идет процесс, отчасти схожий с приватизацией, о котором постоянно забывают — смена собственников западных компаний. Больше 200 из них в прошлом году продали российский бизнес, и еще несколько сотен вышли из отдельных объектов. Ей-богу, нам бы сначала с их наследием разобраться.
СУВЕРЕННАЯ ЭКОНОМИКА
2023